«В каждом человеке есть бог и животное, и все права человека принадлежат богу в человеке, а животному ничего не принадлежит» - несколько раз в разных контекстах в последнее время я приводил это как неточную цитату из Цитадели Экзюпери, и решил, что стоит написать об этом отдельный пост. Потому что эта концепция и книга в целом сильно в свое время повлияла на мою картину мира. Так вот, цитата действительно неточная и сокращенная, в полном варианте нет животного, но есть гниль. Вот этот фрагмент в начале 8 раздела.
Мне показалось, что люди нередко ошибаются, требуя уважения к своим правам. Я озабочен правами Господа в человеке и любого нищего, если он не преувеличивает собственной значимости, чту как Его посланца.
Но я не признаю прав самого нищего, прав его гнойников и калечества, чтимых как божество.
Я не видел ничего грязнее городской окраины на склоне холма, она сползала к морю, как нечистоты. Из дверей на узкие улочки влажными клубами выползало смрадное дыхание домов. Человеческое отребье вылезало из вонючих нор и без гнева и обиды, грязно, сипло перекорялось, как будто хлюпала и лопалась пузырями болотная жижа.
Я вгляделся в хохочущих до слёз, вытиравших глаза грязными лохмотьями прокажённых, — они были низки и ничего больше. Они были довольны собственной низостью.
«Сжечь!» — решил мой отец. И весь сброд, вцепившись в затхлые свои трущобы, завопил о своих правах. Правах гнойной язвы.
— Иначе и быть не может, — сказал мне отец. — Они понимают справедливость как нескончаемость сегодняшнего.
А сброд вопил, защищая своё право гнить. Созданный гниением, он за него боролся.
— Расплоди тараканов, — сказал отец, — и у тараканов появятся права. Права, очевидные для всех. Набегут певцы, которые будут воспевать их. Они придут к тебе и будут петь о великой скорби тараканов, обречённых на гибель.
Быть справедливым… — продолжал отец, — но сначала ты должен решить, какая справедливость тебе ближе: Божественная или человеческая? Язвы или здоровой кожи? И почему я должен прислушиваться к голосам, защищающим гниль?
Ради Господа я возьмусь лечить прогнившего. Ибо и в нём живёт Господь. Но слушать его я не буду, он говорит голосом своей болезни.
Когда я очищу, отмою и обучу его, он захочет совсем другого и сам отвернётся от того, каким был. Зачем же пособничать тому, от чего человек потом откажется сам? Зачем, послушавшись низости и болезни, мешать здоровью и благородству?
Зачем защищать то, что есть, и бороться против того, что будет? Защищать гниение, а не цветение?
— Каждый для меня хранитель сокровища, я чту сокровище в каждом, и в этом моя справедливость, — говорил отец. — Чту я и самого себя. В нищем теплится тот же свет, но его едва видно. Справедливо видеть в каждом путь и повозку. Моё милосердие в том, чтобы каждый сбылся.
Но ползущая к морю грязь? Мне горько смотреть на гниющие отбросы. Как исказился в них облик Господа! Я жду, что они однажды поступят по-человечески, но жду напрасно.
— Я видел среди них и тех, кто делился хлебом с голодным, нёс мешок увечному, жалел больного ребёнка, — возразил я отцу.
У них всё общее, — ответил отец, — они свалили всё в общую кучу, так им видится милосердие. Так они его понимают. Они научились делиться и хотят заменить милосердие делёжкой добычи, какой заняты и шакалы. Но милосердие — высокое чувство. А они хотят убедить нас, что делёжка и есть благотворение. Нет. Главное знать, кому творишь благо. Здесь низость домогается низостей. Пьяница домогается водки, ему хочется одного — пить. Конечно, можно потворствовать и болезни. Но если я озабочен здоровьем, мне приходится отсекать болезнь… и она меня ненавидит.
Своим милосердием они помогают гниению, — добавил отец. — А что делать, если мне по душе здоровье?
Собственно, понятны контексты, в которых это всплывает - обсуждение базового дохода и других благ, которые обязательно должны быть у всех, даром. Не даром. А в обмен на деятельность, на то, что частица господа в конкретном человеке живет и развивается, а не гниет.
Получение халявы развращает, и халявы хочется все больше и больше. И этому есть подтверждения в части получателей пособий в разных странах, не только в виде полумифического "хлеба и зрелищ" Древнего Рима, но и по вполне современному опыту Штатов и Европы. Кстати, Буковский (советский диссидент, которого активно объявляли сумасшедшим, а потом обменяли на Луиса Корвалана) в своих воспоминаниях писал, что когда он приехал в Штаты и ему показали бедные кварталы, то он был неприятно поражен, увидев иждивенческую позицию людей, которым "все должны" и которые не желают ничего делать - а это когда еще было.
Правда есть вопрос - как нормативно, а не поэтически сформулировать обязательства по сохранению в себе бога в обмен на базовый доход. Вот его и надо прагматично решать :)
А вообще Цитадель - не однозначна. Она написана от лица сына правителя, которого учит отец. Но, с моей точки зрения, это не о том, как правильно построить государство, а о том, что каждый должен уметь мыслить на таком уровне, и полагать себя частью человечества, строящего осмысленное будущее. Соразмерной другим частям - государствам, лидерам, правителям, вносящим свой вклад, а не ждущим халявы. Поэтому за книгу Экзюпери так сильно критиковали и на Западе и в России - он жестко требует сознательности от людей, но он же и утверждает, что каждый человек на это - способен, и именно этому должно способствовать развитие. Отрицая тем самым концепт элиты, порождающей и транслирующей свет и ведущей остальных за собой, презирая их всех.
[ Хронологический вид ]Комментарии
Войдите, чтобы комментировать.